Who needs a dream?Who needs a dream? Who needs ambition? Who'd be the fool In my position? Once I had dreams, Now they're obsessions. Hopes became needs-- Lovers possessions.
Then they move in Oh so discreetly, Slowly at first-- Smiling too sweetly. I opened doors They walked right through them. Called me their friend-- I hardly knew them.
Now I'm Where I want to be, And who I want to be, And doing what I Always said I would, And yet I feel I haven't won at all. Running for my life, And never looking back In case there's someone Right behind to shoot me down And say he always knew I'd fall.
When the crazy wheel Slows down, Where will I be? Back where I started.
Don't get me wrong, I'm not complaining. Times have been good-- Fast, entertaining. But what's the point If I'm concealing Not only love, All other feeling?
Глупый кумир, что ты наделал?То ли ты казнь, то ли ты милость, то ли сбылась, то ли разбилась. В кубке мечты горечь осадка. у пустоты мертвая хватка.
Глупый кумир, что ты наделал? Клетчатый мир, мир черно-белый. Вечны бои, прозрения редки. И для любви места нет в клетке. Вечны бои, ведь я ничтожный Как и в любви, вычислить сложно.
Кончится роль, выпадет решка. Я не король. Жалкая пешка. Кончится путь прахом у трона Ляжет на грудь лавр похоронный.
Я достиг Почти всего, чего желал, И был победы близок миг, Но проиграл, Но что же мог бы выиграть я? Блеск пустых наград... Они и греют, и манят, но я совсем не рад Всему, что составляет радость бытия, Остановится мой бег, где буду я? Вновь у подножья...
Федотко: "Согласно последним исследованиям ученых из Российского географического общества читать дальшемногие россияне являются прямыми потомками гиперборейцев, живших на Русском Севере ещё до потопа. Как известно , Гиперборея была страной удивительной и загадочной, её жители строили каменные пирамидки и лабиринты, никогда не воевали, жили счастливо и даже умирали по собственной воле . Как пишут античные авторы : «когда кто-то из них уставал от жизни , он подходил к краю скалы и делал шаг вперед». Но случилось бедствие – резко повысился уровень воды и сильно похолодало. В результате та заветная скала пришла в негодность - когда очередной усталый и замерзший гипербореец сделал свой последний шаг вперёд , то внизу его ждало разочарование в виде большого ,мягкого сугроба (если внимательно рассмотреть этимологию этого слова – то получится, что «сугроб» - это «неправильный» , «неудавшийся» гроб). С тех пор на Руси действует негласный договор , по которому функции утерянной скалы исполняют добрые , милосердные государи и правители. Но т.к. гордые гиперборейцы не могут проявить слабость и прямо заявить о том, что устали от жизни, была выработана система сигналов и знаков, по которым царь или правитель могли сразу догадаться о том, что их подданный жить уже не хочет (например, высказывание недовольства существующим строем или написание челобитных на ту же тему, однозначно свидетельствовало о том, что человек сильно устал от жизни и процесс этот уже необратим). Были государи чуткие к чаяниям своего народа - такие как Иван IМ( Грозный) Петр I (Великий), Иосиф I (Виссарионович) . В годы их правления ни одна просьба или даже намек «усталых» гиперборейцев без внимания не оставались. И были правители, пренебрегавшие древними традициями (особенно отличились в этом Николай II и М.С. Горбачев). Они игнорировали многочисленные «знаки» и «сигналы» , которые раздавались на кухнях, в аудиториях , на площадях, печатались в журналах и газетах. В результате , группа усталых граждан была вынуждена взять дело в свои руки , помочь ,по доброте душевной , другим таким же утомлённым товарищам уйти из жизни и поставить на правление более внимательных и понимающих правителей, которые , в свою очередь, извели их самих. Ведь надо беречь традиции. "
Приехать к морю в несезонОктябрь. Море поутру лежит щекой на волнорезе. Стручки акаций на ветру, как дождь на кровельном железе, чечетку выбивают. Луч светила, вставшего из моря, скорей пронзителен, чем жгуч; его пронзительности вторя, на весла севшие гребцы глядят на снежные зубцы.
II
Покуда храбрая рука Зюйд-Веста, о незримых пальцах, расчесывает облака, в агавах взрывчатых и пальмах производя переполох, свершивший туалет без мыла пророк, застигнутый врасплох при сотворении кумира, свой первый кофе пьет уже на набережной в неглиже.
VI
Приехать к морю в несезон, помимо матерьяльных выгод, имеет тот еще резон, что это - временный, но выход за скобки года, из ворот тюрьмы. Посмеиваясь криво, пусть Время взяток не берет - Пространство, друг, сребролюбиво! Орел двугривенника прав, четыре времени поправ!
VII
Здесь виноградники с холма бегут темно-зеленым туком. Хозяйки белые дома здесь топят розоватым буком. Петух вечерний голосит. Крутя замедленное сальто, луна разбиться не грозит о гладь щербатую асфальта: ее и тьму других светил залив бы с легкостью вместил.
VIII
Когда так много позади всего, в особенности - горя, поддержки чьей-нибудь не жди, сядь в поезд, высадись у моря. Оно обширнее. Оно и глубже. Это превосходство - не слишком радостное. Но уж если чувствовать сиротство, то лучше в тех местах, чей вид волнует, нежели язвит.
You like to thinkYou like to think That you're the only one who understands my needs And you tell everyone That I can't live without you even for one day But who gave you the right To talk about the way I feel so deep inside Now I realize You were never mine We were never right Baby you will find I will survive I am gonna make it through Just give me time I will get over you I will survive No matter what you do Just wait and see I will get over you Cause Baby I will survive What makes you think That I don't see the ways you made a fool of me Don't laugh behind my back Cause what goes around I promise you comes back
К.БАСИЛАШВИЛИ: Вот смотрите, Литва решила обнародовать списки завербованных агентов КГБ. А как вам кажется, вот такая люстрация, такая борьба с прошлым, когда проходит уже много лет, она важна? Как вы к этому относитесь? Это вообще нужно?
Д.БЫКОВ: Мне когда-то Карякин в 1991 году сказал важную вещь: «Всех назвать и всех помиловать». Это будет очень здорово. Замалчивать – неправильно, потому что если человек это делал, он должен понимать, что он за это заплатит. Но платить он должен не деньгами, не жизнью, не комфортом, он должен платить публичностью. Потому что если бы мы знали, что на нас смотрят, мы бы многих гадостей не сделали, которые делаем при закрытых дверях. Всех назвать и никому ничего не сделать – вот это мой принцип.
К.БАСИЛАШВИЛИ: То есть вы считаете, что в России тоже, в принципе, это необходимо?
Д.БЫКОВ: Да. Чтобы сыну было стыдно, чтобы пальцами показывали.
К.БАСИЛАШВИЛИ: Да?
Д.БЫКОВ: Да. Твой папа подписал, твой папа донес на друга. Дача, которую мы получили, она получена не потому, что твой папа был академик, а потому, что он донес на своего соседа. Да. В этой даче кровью пахнет, а ты сюда девочек водишь, скотина.
К.БАСИЛАШВИЛИ: И это нужно России вот сейчас и сегодня? Или это когда-нибудь?
Д.БЫКОВ: Это нужно всегда. Понимаете, ну, все равно, что там: «А йодом помазать нужно в России сейчас и сегодня, если вы рассадили колено?» Это нужно при любом режиме, при любой власти. Назвать, простить, помиловать, отпустить и сказать «Иди. Иди, ничего тебе не будет».
Дмитрий Быков: "Двенадцатая баллада" Хорошо, говорю. Хорошо, говорю тогда. Беспощадность вашу могу понять я. Но допустим, что я отрекся от моего труда и нашел себе другое занятье. Воздержусь от врак, позабуду, что я вам враг, буду низко кланяться всем прохожим. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Сохранить тебе жизнь мы никак не можем.
Хорошо, говорю. Хорошо, говорю я им. Поднимаю лапки, нет разговору. Но допустим, я буду неслышен, буду незрим, уползу куда-нибудь в щелку, в нору, стану тише воды и ниже травы, как рак. Превращусь в тритона, в пейзаж, в топоним. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Только полная сдача и смерть, ты понял?
Хорошо, говорю. Хорошо же, я им шепчу. Все уже повисло на паутинке. Но допустим, я сдамся, допустим, я сам себя растопчу, но допустим, я вычищу вам ботинки! Ради собственных ваших женщин, детей, стариков, калек: что вам проку во мне, уроде, юроде?
Нет, они говорят. Без отсрочек, враз и навек. Чтоб таких, как ты, вообще не стало в природе.
Ну так что же, я говорю. Ну так что же-с, я в ответ говорю. О как много попыток, как мало проку-с. Это значит, придется мне вам и вашему королю в сотый раз показывать этот фокус. Запускать во вселенную мелкую крошку из ваших тел, низводить вас до статуса звездной пыли. То есть можно подумать, что мне приятно. Я не хотел, но не я виноват, что вы все забыли! Раз-два-три. Посчитать расстояние по прямой. Небольшая вспышка в точке прицела. До чего надоело, Господи Боже мой. Не поверишь, Боже, как надоело.
That’s ok, I say.That’s ok, I say. That’s ok, then I say to you – I accept your ruthlessness: you have reasons. But imagine, please, that I’ve paid my due and I’ve found another business. I’ll be truthful, I’ll greet you whenever we meet, I’ll bow low to you, I’ll be safe and useless. It is quite impossible, nowise, they answer me, we can’t maintain your life, excuse us.
That’s ok, I say. That’s ok, then I say to them – I throw up the towel, decrease and narrow, I become inaudible, invisible and than I conceal myself in a kind of a burrow, I am meek and mild, only “yes” and “aye”, I become a landscape, unapparent, pure… We can’t possibly do it, they say. Good bye: full surrender and total death, be sure.
That’s ok, I whisper – it’s nothing at all to save, I’m aware that I’m a spot, an illness – let’s concede I ride roughshod over myself, let’s concede I stoop to beg for forgiveness! For the sake of your women, children, cripples – belay! – you can't get any sense out of me, my dear!
No, they answer. No quarter, no respites, no delays: such model as you must finally disappear.
That’s ok, I say, what of it? – we’re at the ring, – make a lot of attempts, benefit is zero. In this case I’ve to show you and your foolish king such a bearded trick, feigning I’m a hero. I’ve to launch to the Universe your lousy corpses hash, then reducing you to a stardust status – if you think that I like it – it’s your mistake, your trash, but you’ve forgot all the rules and statutes. One-two-three. Straight line as a cord. Telescopic sight, a flash: fly, my barrel leaver. I am terribly bored with it, my Lord. I'm terribly bored, would you believe it?..
ЛьвовИ статуи владык — и статуи Христа — в сверкании колонн поникшие по нишам. Не зря ты город львов. Твой лик жесток и пышен. Грозны твои кресты. Державна красота.
И людно, и светло — а я один в тоске, вишь. Мир весел и могуч — а я грущу по нем. Да брось ты свой венок, дай боль твою, Мицкевич, неужто мы с тобой друг друга не поймем?..
О бедный город лир, на что мне твой обман? Враждебной красотой зачем ты нас морочишь? Я верен нищете прадедовских урочищ. Мне жаль твоей судьбы, ясновельможный пан.
Ты был милей в те дни, когда ты был горбат и менее богат, но более духовен. Есть много доброты в тиши твоих часовен. Лесисты и свежи отрожия Карпат.
По бунтам и балам, шаля, пропрыгал юность, сто лет сходил с ума по дьявольским губам,— и бронзовый Иисус уселся, пригорюнясь, жалеть, а не судить поверивших в обман.
Как горестно смотреть на кровли городские. Я дань твоим ночам не заплачу ничем. Ты праздничен и щедр — но что тебе Россия? Зачем ты нам — такой? И мы тебе — зачем?
Твои века молчат. Что знаю я — прохожий, про боль твоих камней, случайный и немой? Лишь помню, как сквозь сон, что был один похожий, на косточках людских парящий над Невой.
Так стой, разиня рот, молчи, глазами хлопай. Нам все чужое здесь — и камни, и листва. Мы в мире сироты, и нет у нас родства с надменной, набожной и денежной Европой.
Вернемся в город в сентябре – Осталась треть в календареОсталась треть в календаре Листвы бумажной. А ту, что блещет на ветвях В разводах желтых и тенях, - Рвет ветер влажный.
Вернемся в город – в тот же день Звонят нам все кому не лень: Вы здесь? Мы с вами! А тем кто нам не позвонит – Рассеян, мрачен иль сердит, - Звоним мы сами.
Вернемся в город – вышел срок Для перевода чьих-то строк, Круты ступеньки. Вернемся в город – день-деньской Нас дождик точит городской, И вышли деньги.
Ругать пристало суету, Но я люблю иметь в виду На вечер ближний Возможность с другом говорить И краем глаза захватить Расклад афишный.
Прекрасны задние дворы В багровых красках, как ковры, Река прекрасна, Когда с Литейного на миг Блеснет ее остывший лик, Слепой, как маска.
Вернемся в город – письма ждут. Вернемся в город – туфли жмут. И надо сыну Купить пальто, жене чулки, Не все распутать узелки – Хоть половину!
Поймать газетный ветерок, Взглянуть на запад, на восток, Обдумать новость. Вернемся в город – ищет нас О чьей-то доблести рассказ И жалит совесть.
А где же летний дачный лес, Овраг, боярышник? Исчез! И утешеньем Служить не может, век не тот! Обычный день, как провод, бьет Под напряженьем.
Тогда, тогда-то вот, тогда Ворвутся в двери, как беда, Сомнут, закружат Стихи... и страх их не берет. Покой? Совсем наоборот! Им город нужен.
Я на перстень гляжу поневоле. Он волшебный! хозяин не знает о том.В переполненном, глухо гудящем кафе Я затерян, как цифра в четвертой графе, И обманут вином тепловатым. И сосед мой брезглив и едой утомлен, Мельхиоровым перстнем любуется он На мизинце своем волосатом. Предзакатное небо висит за окном Пропускающим воду сырым полотном, Луч, прорвавшись, крадется к соседу, Его перстень горит самоварным огнем.
"Может, девочек, — он говорит, — позовем?" И скучает: "хорошеньких нету". Через миг погружается вновь в полутьму. Он молчит, так как я не ответил ему. Он сердит: рассчитаться бы, что ли? Не торопится к столику официант, Поправляет у зеркала узенький бант. Я на перстень гляжу поневоле.
Он волшебный! хозяин не знает о том. Повернуть бы на пальце его под столом — И, пожалуйста, синее море! И коралловый риф, что вскипал у Моне На приехавшем к нам погостить полотне, В фиолетово-белом уборе. Повернуть бы еще раз — и в Ялте зимой Оказаться, чтоб угольщик с черной каймой Шел к причалу, как в траурном крепе. Снова луч родничком замерцал и забил, Этот перстень... на рынке его он купил, Иль работает сам в ширпотребе?
А как в третий бы раз, не дыша, повернуть Этот перстень — но страшно сказать что-нибудь: Всё не то или кажется — мало! То ли рыжего друга в дверях увидать? То ли этого типа отсюда убрать? То ли юность вернуть для начала?