Я на перстень гляжу поневоле. Он волшебный! хозяин не знает о том.В переполненном, глухо гудящем кафе Я затерян, как цифра в четвертой графе, И обманут вином тепловатым. И сосед мой брезглив и едой утомлен, Мельхиоровым перстнем любуется он На мизинце своем волосатом. Предзакатное небо висит за окном Пропускающим воду сырым полотном, Луч, прорвавшись, крадется к соседу, Его перстень горит самоварным огнем.
"Может, девочек, — он говорит, — позовем?" И скучает: "хорошеньких нету". Через миг погружается вновь в полутьму. Он молчит, так как я не ответил ему. Он сердит: рассчитаться бы, что ли? Не торопится к столику официант, Поправляет у зеркала узенький бант. Я на перстень гляжу поневоле.
Он волшебный! хозяин не знает о том. Повернуть бы на пальце его под столом — И, пожалуйста, синее море! И коралловый риф, что вскипал у Моне На приехавшем к нам погостить полотне, В фиолетово-белом уборе. Повернуть бы еще раз — и в Ялте зимой Оказаться, чтоб угольщик с черной каймой Шел к причалу, как в траурном крепе. Снова луч родничком замерцал и забил, Этот перстень... на рынке его он купил, Иль работает сам в ширпотребе?
А как в третий бы раз, не дыша, повернуть Этот перстень — но страшно сказать что-нибудь: Всё не то или кажется — мало! То ли рыжего друга в дверях увидать? То ли этого типа отсюда убрать? То ли юность вернуть для начала?
...этот тон, Мне этот тон полупристойный Претит, ты знаешь, был ли он Мне свойствен или жест крамольный. Я был влюблен. Твоей руки, Твоей руки рукой коснуться Казалось счастьем, вопреки Всем сексуальным революциям. Прощай....
У нас в стране, У нас в стране при всех обидах То хорошо, что ветвь в окне, И вдох, и выдох, И боль, и просто жизнь — в цене.
А нам с тобой, А нам с тобой вдвоем дышалось Вольней, и общею судьбой Вся эта даль и ширь казалась — Не только чай и час ночной. Отныне — врозь...
Две тысячи сто сорок пятый год. Поэт Бен Ладен и Саддам-философ Сидят в кафе и ждут, что подойдет Гарсон. Гарсон подходит. Бледно-розов В Парибагдаде майский вечерок. - Взгляни, Бен Ладен, на его рубаху С арабской вязью! Кофе нам и сок. Скажи, гарсон, молился ты Аллаху?
- Молился утром, в полдень и сейчас Пойду в мечеть, чуть позже, на закате. - Отлично, мальчик! Думаю, что нас Он не читал. Как все, чуть-чуть фанатик. А мне, Бен Ладен, местный фанатизм Невмоготу - такое настроенье. - Ты прав, Саддам, И в этом - драматизм Последних лет. - Прочти стихотворенье.
Мне этот тон полупристойный
Претит, ты знаешь, был ли он
Мне свойствен или жест крамольный.
Я был влюблен.
Твоей руки,
Твоей руки рукой коснуться
Казалось счастьем, вопреки
Всем сексуальным революциям.
Прощай....
У нас в стране,
У нас в стране при всех обидах
То хорошо, что ветвь в окне,
И вдох, и выдох,
И боль, и просто жизнь — в цене.
А нам с тобой,
А нам с тобой вдвоем дышалось
Вольней, и общею судьбой
Вся эта даль и ширь казалась —
Не только чай и час ночной.
Отныне — врозь...
Так и этак начнешь приминать,
Расправлять и ерошить уродца,
Раскрывать и опять закрывать.
Перетряхивать черные фалды,
Ленту с кнопкой искать среди них.
Сколько складок таких перебрал ты,
Сколько мыслей забыл проходных!
А на что эти жесткие спицы
Так похожи, не спрашивай: кто ж
Не узнает в них тютчевской птицы
Перебитые крылья и дрожь?
А еще эта, видимо, старость,
Эта жалкая, в общем, возня
Вызывают досаду и ярость
У того, кто глядит на меня.
Он оставил бы сбитыми складки
И распорки: сойдет, мол, и так...
Не в порядке, а в миропорядке
Дело! Шел бы ты мимо, дурак.
Две тысячи сто сорок пятый год.
Поэт Бен Ладен и Саддам-философ
Сидят в кафе и ждут, что подойдет
Гарсон. Гарсон подходит. Бледно-розов
В Парибагдаде майский вечерок.
- Взгляни, Бен Ладен, на его рубаху
С арабской вязью!
Кофе нам и сок.
Скажи, гарсон, молился ты Аллаху?
- Молился утром, в полдень и сейчас
Пойду в мечеть, чуть позже, на закате.
- Отлично, мальчик!
Думаю, что нас
Он не читал. Как все, чуть-чуть фанатик.
А мне, Бен Ладен, местный фанатизм
Невмоготу - такое настроенье.
- Ты прав, Саддам, И в этом - драматизм
Последних лет. - Прочти стихотворенье.